Я если кто не в курсе, доктор. Работаю в операционной и занимаюсь, в основном, тем, чтобы одни люди крепко спали, пока их режут другие.

Хирург — он как ребёнок. К абстрактному мышлению не способен. Нормальный хирург операцию воспринимает с того момента, как сестра положила ему в лапку ножик, а анестезиолог разрешил разрезать. И длится операция ровно до того момента, пока оный хирург не отдаёт ассистентам почётное право рану закрыть, заштопать и наложить повязку.

Все, что до и что после — вовне его, хирурга, мировосприятия. Как невозможно объяснить ребёнку, что из садика его заберут сегодня вечером вместе со всеми, поскольку и вчера забрали, и позавчера. И завтра. Так и хирургу невозможно объяснить, что, если он не хочет оперировать труп, то приготовить пациента к его божественному вмешательству занимает час. И столько же уйдёт на плавное и относительно безопасное возвращение в мир, где его дожидаются не черти с вилами, а всего лишь нервные родственники.

И в какой-то момент происходит жестокое столкновение действительности с иллюзиями. Я выхожу к семье пациента, чтобы сказать, что все в порядке и их дедушка жив, относительно здоров и идёт на поправку,  а мне в ответ летит разной степени гневности «какого хрена» и «доктор N обещал, что операция займёт час».

До сих пор я обезоруживал фразой о том, что, если бы мы жили в Германии, где один час — это час, а не произвольный промежуток времени, больший, чем тридцать минут, но меньший, чем сутки — так бы оно и было. Но, поскольку мы в Израиле (детка!), то у нас с пунктуальностью хуже, чем у еврея с крайней плотью: чего нет, того нет.

Но черт меня дёрнул поехать в Германию и покататься там на поездах. Когда-то немцы держали в страхе всю Европу. Порядок был выкован из первосортной стали на заводах Круппа, и скреплен нерушимой волей людей, понимающих, что именно «Порядок» способен творить чудеса.

Сегодня я понимаю, Германия на пути в бездну. Первый поезд, в который мы сели, опоздал на пятьдесят минут. Чтобы мы не раскатывали губу. Это как начать боксёрский поединок ударом в пах.

Второй, лишая надежды на лучшее будущее, ушёл на две минуты раньше. А мы прибыли впритык. В боксерских аналогиях это, как я понимаю, пока противник корчится на полу, пытаясь понять, способен ли он будет делать детей без помощи медицины, а судья подбирает челюсть, боксер в синих трусах ногой ломает оппоненту пару рёбер.

Я, в порыве идеализма, решил, что дно уже достигнуто и пробито насквозь, но третий поезд просто ушёл не с того пути, с которого должен был. Публика безумствует, судье делают искусственное дыхание, синие трусы, содрав перчатки, пластает соперника бензопилой.

Кровавые брызги, переходящие в овации.

Европа может спать спокойно. Пока у немцев разруха с поездами, они даже какую-нибудь Австрию не в состоянии захватить. Вот только на кого теперь ссылаться родственникам пациентов, я не знаю…