Я сижу в аэропорту. Жду самолёта. Рядом со мной мёртвые люди. Мёртвые люди, говорящие на мёртвом языке. На них одежда трехсотлетней давности. У них мёртвые интересы, которым три сотни лет. Они родились мёртвыми, опоздав явиться в мир, в котором им еще можно было бы жить. Мёртвые люди тащат за собой следом  мёртвых детей, а те родят им мёртвых внуков, чтобы их мёртвое дело не ожило. Никогда. Ни за что. 

Мёртвые люди безумно боятся жизни. Мёртвые люди отгораживаются от живых стенами из мёртвых мыслей и мёртвых слов. Им нет дела до нас, им важно, чтобы мы не помешали их мёртвому существованию. Мёртвые люди не пускают живых в свой круг из ворочающейся и кряхтящей мертвечины. Они громоздят горы препятствий на границе своего мира с миром живых и всё, к чему они прикасаются и что ощущают недостаточно мертвым, иссушают, лишают цвета и запаха жизни, а потом умерщвляют, чтобы сделать похожим на себя.

От этого неуемного стремления любой ценой удержаться в рамках нежизни, мёртвые люди громоздят стену между собой и живыми всё выше и выше. 

Редко мёртвые люди пытаются ожить и сбежать в мир живых, но мир мёртвых липок и цепок. Поднимет такой человек голову, начнёт поверх смотреть. Тут же мёртвые набегают, вспоминая, как им просто и хорошо жить в их мертвоте, и утягивают несостоявшегося отщепенца обратно в свой жутковатый холодный мир. 

Мало кому удаётся вырваться наружу, открыть глаза, уши и рот. Но мёртвые с проклятиями на мёртвом своём языке обрезают его пуповину, выталкивают его наружу и оплакивают по мертвяцкому обыкновению, будто не они умерли, а он. 

Мёртвые люди с опаской идут через мир живых. Этот мир не понимает ни их мёртвого языка, ни их мёртвых страхов, ни их мёртвых забот. В нем нет места для их мёртвого идола, которого они именуют богом. 

Просто мир сдвинулся вперед и Б-г давно покинул их мёртвые храмы. Но мёртвым людям безумно страшно идти искать его. Ведь так легко ошибиться, сбиться с дороги,  заплутать. Поэтому они стоят на месте или, споря на своём мёртвом языке о том, достаточно ли отгородились от мира живых, движутся по изувеченной прямой, которая всегда, всегда оказывается кругом.

И ищут своего живого бога, которого не в состоянии увидеть потому, что стена, которую они возвели между собой и миром живых, уже слишком высока. И страшно даже попытаться посмотреть, что там, за стеной из мёртвых обычаев, мёртвых идолов и мёртвых слов.