Мой дед по матери был учителем. И нездоровым человеком. Что называется, годен к нестроевой службе. Может, поэтому вернулся с войны живым. Я никогда не говорил с ним о войне. Слишком маленький был. Зато у нас были свои войны. Он был солдатом. Я, разумеется, офицером. Когда мы гуляли, и офицер уставал, солдат брал его на руки и нес домой. Кушать и спать. И рассказывать сказки.

Все сказки начинались с того, что “шли они день, шли они два, шли они месяц, шли полтора” и, наконец, приходили. Так и мой дед. Ушел на войну в сорок первом. Вернулся в сорок шестом. Так вышло. Бабушка не знала, ни где он, ни что с ним. Письма, если доходили, то очень редко. А его из Германии вместе со штабом перебросили через всю страну на Дальний Восток. И отпустили не сразу. Не было в те дни ни телефонов, ни Интернета. Просто в один прекрасный день взял и вернулся. Спасибо, что вернулся. Мог бы погибнуть в бою или сгинуть в гетто. Когда я был маленьким, а дед живым, я не знал, какое это нечастое счастье — живой дед.

Он всегда что-нибудь мастерил: ручки, светильники, письменные приборы. А еще, когда бабушка начинала его отчитывать, надевал шляпу и уходил гулять. Думаю, он не выносил ссор.

Я никогда не говорил с ним о войне: был слишком маленьким. А потом вырос. И стал офицером. Настоящим. А он так и остался солдатом. Навсегда.