Окно второго этажа

Мне было лет двадцать семь, когда однажды, стоя на обеденном столе и меняя в люстре перегоревшую лампочку, я подумал: «А не повеситься ли мне на этой самой люстре?». Незадолго до этого я уволился уже с третьей работы, не выдержав снисходительного отношения коллег и обидного прозвища, которым меня наградили за глаза — «мальчик с пальчик».

Я спрыгнул со стола и спросил маму, заботливо стоявшую на подстраховке:

— О чем, ты, интересно, думала, мам, когда называла меня Максимом?

Мама виновато вздохнула:

— Я думала, сынок, с таким именем жизнь даст тебе все по максимуму.

Но у жизни на меня были другие планы. Вместо того, чтобы давать, она методично забирала все, что могла — рост, вес, волосы, зрение. И, только превратив меня в очкастого гнома, в этакую маленькую тень задуманного большого Макса, оставила меня, наконец, в покое.

Щуплый, низкорослый, лысеющий, закомплексованный фрилансер тридцати шести лет от роду, проживающий с мамой в старой хрущевке на окраине города — вот кто я нынче. И жизнь моя — всего лишь блеклый оттиск чьей-то яркой жизни.

Упершись в экран компьютера, я сутками напролет стучу по клавишам, перевожу чужие мысли и многомиллионные контракты, с помощью которых крутые парни совершают удачные сделки, строят роскошные дома и поселяют в них красивых, как павлины и розовые фламинго, женщин.

Когда глаза устают, я отвожу их от монитора и смотрю в окно напротив. Дом построили так близко, что даже я со своими подслеповатыми глазами вижу все, что происходит в квартире на втором этаже. Раньше там жила одинокая старуха. Потом она умерла, и всю ее жизнь вынесли на помойку — выбросили всё подчистую и начали ремонт. Будто и не было старушки, будто и не жила она на этом свете вовсе. Но ремонт так и не закончили — вскоре туда въехала женщина лет тридцати с грудным ребенком.

Она обустроила комнату, как могла — доклеила обои и купила из мебели самое необходимое: стол, стул, шкафчик, узкую кровать, на которой спала с ребенком. На занавески, видимо, денег не хватило, а потому я стал сначала невольным, а потом и заинтересованным свидетелем ее жизни.

Забыв про работу, я мог подолгу наблюдать за ней, скрываясь за экраном ноутбука. Иногда мне казалось, она видит меня. Но чаще всего, упершись усталым взглядом в какую-то одной ей известную точку она, чуть раскачиваясь, кормила тяжелой грудью ребенка и смотрела сквозь меня и стены. И это было даже обидно. Я хоть и маленький, но всё же не прозрачный, чтоб совсем не замечать меня.

А потом наступило лето. И я слышал, как по ночам плакал ее ребенок — девочка, судя по розовым одеждам. Смешно сказать, но я вскакивал с кровати на ее тоненький писк и стоял у открытого окна, ожидая, заснут ли они снова или в окне загорится свет. Когда же в темноте вспыхивал желтый прямоугольник, я радовался и смотрел, как она меняет малышке подгузник, или дает лекарство, или сонно бродит по комнате, укачивая ее на руках под протяжное «мммм». Кроха прилипала к груди и, постепенно успокаиваясь, засыпала. И тогда выключался свет. И я тоже ложился спать. И сердце щемило горько и сладко. И я был счастлив и несчастен одновременно.

И вот однажды всему этому пришел конец. Я с ужасом увидел, как она собирает чемодан и запаниковал. Куда это она? Возвращается к тому подлецу? А, может, вообще уезжает в другой город? А как же я? Нужно срочно что-то делать!

В панике я бросился к матери, сам не зная еще, что скажу и сделаю в следующий момент.

— Мама, я сейчас приведу к нам женщину, которую люблю! — совершенно неожиданно выпалил я и сам опешил от вырвавшегося «люблю». Но тут же вдруг почувствовал такую силу, что закончил уже совсем решительно:

— Она с ребенком. И прошу тебя не возражать!

Мама обмерла, махнула на меня рукой «Да что ты, сынок!», попыталась было мне что-то сказать, да куда там! Я, пока не растерял храбрости, уже скатился с лестницы, перепрыгнул двор, взлетел на второй этаж соседнего дома и нажал кнопку звонка. Она не работала. Испугавшись — а вдруг они уже уехали? — заколотил в дверь. И дверь сразу открылась. Будто меня только и ждали.

— Здравствуйте! — сказал я, задыхаясь.

— Здравствуйте! Тише, дочка спит! — ответили мне с улыбкой. — А я думала, Вы так и не наберетесь смелости познакомиться со мной. Это Ваша мама надоумила меня начать собирать чемодан.

Она стояла против света. Солнце обтекало ее фигуру и отражалось мягким свечением, как на полотнах старых мастеров, рисовавших прекрасных мадонн с младенцами на руках. Мне хотелось смеяться и плакать. Но я молчал и только глупо, как дурак, улыбался, потому что впервые в жизни был счастлив настолько, насколько это вообще возможно. По максимуму.

— Как вас зовут? — наконец спросил я.

— Ира. А дочку — Оля. А Вас, я знаю — Максим.

— Очень приятно познакомиться, — вежливо сказал я, и мы оба почему-то рассмеялись.

И стало так легко, как будто мы знали друг друга сто лет.

Лика Шергилова