Когда Дарье едва минуло пять лет, стали деревенские бабы подмечать за ней недюжинный ум, не характерный для столь нежного возраста. Правда говорили некоторые, что не ум то вовсе, а обычная хитрость, но дело это не меняло — девчушка была смекалистой и смышлёной. Родиться Дашу угораздило в семье никудышного мужика, крепостного крестьянина Митрофанушки. Был он ленив, вороват и не прочь выпить. Жена его измождённая мать двенадцати детей, безучастная ко всему, механически выполняла положенную работу, взгляд её бессмысленный и отупевший скользил по стенам и полам погрязшей в грязи избы и не замечал всей этой убогости.

Маленькая Даша всё видела и всё замечала, рано осознала она всю плачевность и безысходность своего положения. В её детском умишке постоянно билась шальная мысль о том, что так жить нельзя. Но как изменить безрадостное своё существование она не знала. Подолгу засиживалась в гостях у подружек, с завистью рассматривая их аккуратные и чистые жилища. Единожды усвоив для себя выгодную линию поведения, она придерживалась ей всё детство: всегда улыбаться, быть в хорошем настроении или делать вид, что прибываешь в таковом, быть милой и приятной, щебетать словно воробушек о чём — то забавном и лёгком. Тогда возможно, матери подружек не выгонят её, а если повезёт, то и угостят.

Зима в том году разгулялась на славу, трещали от морозов леса, утопали в снегу крестьянские избы, блестели в ледяной пустоте огоньки звёзд, а днём ярко светило солнце не давая тепла. Митрофанушка не особо утруждал себя заготовкой дров и Даша с другими детьми сама ходила в лес, чтобы раздобыть хоть что — то для растопки печи. Холод и голод были постоянными её спутниками, а череде морозных зимних дней не было конца.

А в барском доме во всю шло веселье, на Рождество съехались многочисленные родственники барыни Натальи Васильевны, зимние забавы были в разгаре. Беспечная молодёжь веселилась особо шумно, визг и смех постоянно разлетался по деревне, когда запряжённые резвыми лошадками сани со свистом входили в поворот. Дарья вслушивалась в эти звуки, прижимаясь к остывающему боку печки, удивительная и прекрасная жизнь лилась где — то там, за стеной. Вот бы и её подхватила она своим потоком и понесла вперёд!

В честь праздника решила барыня порадовать своих самых маленьких крепостных подарками. Всех было велено созвать в господский дом и теперь они стояли притихшие и напуганные, шмыгая покрасневшими от мороза носами и ошалело таращась вокруг. А посмотреть было на что. Огромный холл поражал своим великолепием: высокий потолок, обилие лепнины, большие позолоченные канделябры и растёкшийся по полу, малиновым пятном, гигантский ковёр, детвора толпилась возле его края, боясь наступить на него и не приведи Господь испачкать.

Дарья была ошеломлена и потрясена, никогда не доводилось её видеть столь богатых хором. Она жадно втягивала носом запах хвои и выпечки, впитывала малейшие детали обстановки, буквально физически почувствовала, как же здорово кинуться на диванчик и зарыться в мягкие шёлковые подушки, забыться в сонной безмятежности, в тепле и неге…

Она очнулась от того, что барыня совала ей в руки конфету и монетку. Спохватившись, девочка взяла подарок и улыбнулась своей сияющей улыбкой, в эту улыбку она вложила всё своё обаяние, детскую непосредственность и очарование. Наталья Васильевна улыбнулась в ответ и уже собралась повернуться к следующему ребёнку, как вдруг Даша присела в глубоком реверансе, где — то подсмотренным ею.

Все зашикали на неё, поражаясь этой глупости и дерзости, а барыня внезапно расхохоталась. «Экая забавница!» — обронила она, потрепав девочку по щеке. Все сразу же тоже стали смеяться, будто эхо вторя Наталье Васильевне.

Конфету Дарья сразу съела, она оставила во рту приятное сладкое послевкусие, как и это её первое пребывание в барском доме. Монетку потом отобрал Митрофанушка, а фантик от конфеты она хранила как величайшее сокровище, собственно и не было в их избе ничего краше этого синего фантика с серебристыми снежинками по краям.

А через пару дней Дашу потребовали к господам. Барыня запомнила улыбчивую и обаятельную девчушку и её решили задействовать в домашней театральной постановке. Даша так и не поняла кого играет, пажа или ангелочка, она и младший барчук Митенька таскали всю постановку шлейф за барышней наряженной как императрица. А в финальной сцене пели песенку. Даша старалась как могла, если бы ей сказали вылезти из кожи вон — она бы вылезла. Старания её были вознаграждены, Наталья Васильевна оставила её при себе.

Рождество осталась позади, разъехались все родственники барыни и она немного загрустила, в задачу Даши входило веселить её. Спала она рядом с постелью Натальи Васильевны на маленькой кушетке, целыми днями ходила за ней хвостиком, носила корзинку с рукоделием, когда бывали гости пела песни или рассказывала тщательно выученные стишки. Барыня любила её, быть может той любовью, которой любят домашних питомцев, но девочка была рада и тому, лишь бы не возвращаться в тёмную и грязную избу, где царит вечная брань отца и равнодушная апатия матери.

Так и взрослела Дарья при барыне, а взрослеть ей совсем не хотелось. Удобнее было оставаться забавной девчушкой с милой улыбкой и ямочками на щеках. Страх, что её могут отправить обратно к родителям, не давал ей покоя, в смятении замечала изменения в себе, из девочки она превращалась в девушку и хотя внешность Дарьи была вполне миловидна, она боялась, что однажды из зеркала на неё посмотрит её мать: измождённая, с серым лицом и тусклыми глазами не знающими веселья. Наталья Васильевна и не думала гнать от себя Дарью, она с возрастом становилась всё более консервативна и плохо переносила изменения в своём окружении.

Дарье было семнадцать, когда барыня слегла. Всем было понятно, что в силу своего почтенного возраста ей уже не поправиться. Вновь съехались многочисленные родственники, со скорбными лицами передвигались они по особняку, ожидая печального известия. Приехал и её младший внук Митенька, теперь уже Дмитрий Николаевич — статный и видный молодой человек. В сердце Дашки вновь поселился знакомый страх, барыни не станет, в ней не будет более надобности и отправится назад в полусгнившую избу, к холодной печке и пустым котелкам. Поэтому и старалась она почаще попадаться на глаза молодому Дмитрию Николаевичу.

В доме её любили далеко не все. Старая кухарка Марфа, прямо ей сказала: «Хитрая ты Дарья, пронырливая и наглая!» Даша поразилась её словам. Что плохого хотеть для себя лучшей жизни? Что плохого хотеть лучшего для своих будущих детей, чтобы никогда не знали и не видели они того, что довелось ей пережить в своём несчастном детстве? Без сожалений оставила Дарья родные края, когда молодой барин пожелал забрать её с собой, в очередной раз лучезарная улыбка и лёгкий нрав решили её судьбу.

Дмитрий Николаевич, несмотря на молодость, жил сам по себе и ни от кого не зависел. В средствах стеснён не был и поселил Дарью в свой особняк в центре города, выделил ей горничную и личный экипаж. О таком девушка даже не мечтала, самые модные платья висели у неё в гардеробной, на столе всегда была самая вкусная еда, а в шкатулке дорогие украшения. Вот только в обществе молодой барин не появлялся со своей новой пассией и к гостям ей было выходить запрещено, разве что к близким друзьям. Она всё понимала и не обижалась. Это был невероятно счастливый период Дашкиной жизни, но всё когда — нибудь заканчивается, а хорошее особенно быстро.

Как того и следовало ожидать Даша забеременела. Она была счастлива, это позволит привязать к себе молодого барина ещё крепче. Но вышло совсем наоборот. Её отяжелевшая фигура мало привлекала его и уже на этой стадии Дмитрий стал отдаляться от своей возлюбленной. Роды проходили сложно, после долгих мучений на свет появилась девочка, она была вполне здорова, чего не скажешь о новоиспечённой матери.

Дарья лежала в бреду, за окном бесновалась метель и ей казалось, что оконные стёкла не выдерживают её натиска, разлетаются на тысячи осколков и холодный ветер врывается к ней в спальню ледяным потоком, подхватывает её и уносит прочь из дома. Она открывала глаза, испуганно шарила взглядом по комнате, хотелось позвать кого — то, но кого? Она здесь чужая. И вновь проваливалась в тяжёлую пучину своих сновидений.

Она медленно шла на поправку, с изумлением узнав, что пролежала две недели. Дмитрий навещал её, вернее заставлял себя навещать. Ему хотелось видеть прежнюю, милую и всегда улыбчивую Дашу, которая развлекала его своей болтовнёй и веселила шутками. А теперь он должен веселить её, а он не знал как и не хотел знать. Хотелось скорее покинуть эту комнату и эту бледную и усталую женщину. Другое дело новорожденная малышка, к ней он неожиданно проявил отеческую нежность, нарёк её Наташей и с удовольствием возился с ней.

Не сразу Дарья заметила, что барин охладел к ней, увлеченная своим материнством, она долго пребывала в блаженном неведении. Но даже сквозь толстые стены особняка, просачивались слухи. Дмитрий Николаевич был влюблён в юную и прелестную Софью. Она была из родовитого семейства под стать ему и вся родня с радостью приветствовала этот союз.

Дарья с замиранием сердца ждала, как же решиться теперь её судьба. И вот однажды Дмитрий, не глядя ей в глаза, сказал: «Наступила пора нашим путям разойтись. Я дам тебе вольную и денег. Вот только дочка останется со мной.» Дарье показалось, что земля уходит у неё из — под ног. «Как же так? — закричала она, — Почему не могу я жить где — то отдельно вместе с Наташей, а ты бы нас навещал?» «Моя невеста Софья, не желает чтобы я с тобой больше виделся, — ответил Дмитрий, — но она согласна, чтобы девочка стала её воспитанницей, ведь дитя ни в чём не повинно. Лучше тебе поскорее уйти и я начну приготовления к свадьбе, Софья — благородная девица и не желает переступать порог этого дома, покуда ты здесь.» Видя состояние Дарьи, он добавил: «Не пытайся украсть дочь или выкинуть какую — либо иную глупость, подумай о ней. Я могу ей дать блестящее будущее, образование, воспитание, подходящего жениха. А что дашь ей ты?»

Когда ворота с лязгом захлопнулись за её спиной, в душе будто что — то оборвалось. Свежий ветер уже пах весной, капель звенела над городом, а в сердце Дарьи воцарился мороз. Она чувствовала себя собачонкой, которую наигравшиеся хозяева выставили за дверь и она стояла растерянно озираясь по сторонам, бесправная и одинокая. Судьба не дарит подарков безродным холопкам, она только посулила ей сладкую жизнь, а в итоге оставила лишь блестящий фантик.

Дарья невыносимо устала, ей казалось, что она перемыла уже тонны посуды. Чашки, вилки, ложки и тарелки всё не кончались, а ноги словно приросли к грязному полу трактирной кухни. Из большого зала доносился гвалт, чей — то хохот, звон стаканов и нестройное пение. Вечер удался на славу, посетителей негде было сажать. Уже пятый год работала Дарья в этом трактире и пятый год задавалась вопросом, что она здесь делает? Для того ли она всеми правдами и неправдами стремилась вырваться из постылой деревенской избы, чтобы попасть в подобное место.

Ах, если бы всё знать наперёд! Деньги, что дал ей Дмитрий, быстро испарились и было их не так уж и много. Женский труд оплачивался ничтожно мало, чтобы устроиться в хороший дом нужны рекомендации, а у неё ничего не было в этом большом городе, даже знакомых.

Горько кляла она себя, что живя столько времени при барыне не научилась хотя бы сносно шить, не обучилась грамоте или каким — то иным полезным навыкам. В запале молодости казалось, что мир должен пасть к её ногам благодаря лишь одной улыбке и бойкой натуре. Но бойких и красивых оказалось много. Можно было и сейчас вскружить голову одному из веселящихся в большой зале, богатеньких повес. Но надолго ли? Теперь она знала горькие последствия подобных связей. Её потерянная дочь, была постоянным источником душевной боли.

Дарья пыталась увидеть Наташу, дежуря у ворот бывшего своего дома, прячась в тени деревьев. Лишь единожды удалось увидеть свою девочку, после чего лакеи прогнали её. Ночами Даша не могла уснуть, ворочаясь на жёсткой лавке в подсобке среди веников и швабр, где хозяева разрешили ей спать. Работала она практически за одну еду и ночлег и тому была рада. Судьба не дарит подарков безродным холопкам.

Дарья автоматическими движениями натирала до блеска кухонные приборы, когда услышала окрик трактирщика: «Дашка! Уснула, что ль? Иди прибери!» В общей зале стояла суматоха, молоденький парника с темными усиками на еще почти детском лице с грязной руганью швырял посуду в тучного пожилого господина, а тот пытался увещевать того: «Никитушка, поехали отсюда, не место тебе здесь!» Дарья уже видела здесь этого паренька, какой — то купеческий сынок проматывающий состояние родителя, а этот господин, стало быть и есть родитель.

Она молча стала убирать битую посуду, пока буйного посетителя выводили наружу. Взгляд её наткнулся на лежащий под столом кошелёк, раньше она моментально сунула бы его себе в карман, радуясь удаче, но сейчас некое шестое чувство подсказывало, что лучше вернуть его.

Дарья выбежала на улицу, после духоты было отрадно дышать свежим воздухом, от которого кружилась голова. С помощью кучера, черноусого парнишку удалось затолкать в карету и седой господин стоял, пытаясь пригладить свои седые взъерошенные пряди и вытирая пот со лба. «Сударь, вы обронили!» — сказала Дарья, протягивая ему кошелёк. Он удивлённо округлил глаза, меньше всего в подобном месте он ожидал честного поступка. «Как тебя величать?» — спросил он. Она представилась и поблагодарив её, господин сел в карету и приказал кучеру трогать. «Нужно было оставить себе…» — с досадой подумала Даша, удаляясь обратно, в мир немытой посуды.

Но поступок её имел своё продолжение, когда однажды тот самый тучный и седой господин, не возник вновь на пороге трактира. «Две девки у меня служат, — поведал он Дарье, — одна стряпает, а другая прибирает. Ну так вот, та которая прибирает, оказалась на руку не чиста. Я этого страх как не люблю, тут никаких выговоров и штрафов быть не может, сразу — пошла вон! Тут про тебя и вспомнил, честность в наше время на вес золота. Пойдёшь ко мне работать?»

Так Дарья оказалась в доме Степана Кузьмича Пронина, жалование её по — прежнему было ничтожно мало, но сама работа в разы легче. Дом был каменный добротный, на первом этаже располагалась лавка, где бойко шла торговля тканями, кружевом и лентами. На втором располагались жилые комнаты, излишеств купец не любил, всё должно быть просто и практично. Обожал чистоту и порядок, педантично проверял, хорошо ли Дарья протёрла пыль, проводя пухлым пальцем по подоконнику. Та никогда не спорила, если велено переделать работу, то переделывала.

Купеческий сынок представлял собой полную противоположность своему отцу. Дома появлялся редко, а уж если появлялся, то всегда со скандалом, требуя денег и топча грязными сапогами натёртый до блеска пол, а заодно и папенькину душу. Пожилая кухарка Евдокия, с которой Дарья делила комнату, цокала языком и качала головой, слушая хозяйскую брань за стеной. «Помяни моё слово, — говорила она, — этот Никита недолгий гость на этой земле. Свою жизнь он сам пускает под откос, ищет свой конец в беспросветных кутежах. А его не станет и меня попросит хозяин из этого дома, кому тогда наготавливать еды? А тебя оставит, ты молода и проворна…»

«Наверное Евдокия провидица…» — думала Дарья стоя рядом с занавешенным зеркалом. Степан Кузьмич не выходил из комнаты Никиты, сидел на его постели, в который раз бессмысленно поправляя подушку, на которую больше никогда не склонит свою усталую голову его сынок. Где — то в этот тяжкий период и стала Даша его горничной, кухаркой, экономкой, сиделкой и доверенным лицом во всех делах.

Она заставляла его вникать в дела лавки и не теряя времени зря изучала всё сама. Степан Кузьмич, желая отвлечься от грустных дум, учил её грамоте и счёту, поражаясь тому энтузиазму, с которым та впитывает в себя новые знания. Однажды приказчик в лавке, желая приструнить вчерашнюю поломойку сказал: «Что — то ты Дашка много из себя представлять начала!» «Не Дашка, а Дарья Митрофановна.» — одёрнула она его, одарив на прощанье ледяным взглядом.

Время шло, старые часы в купеческом доме с тихим постукиванием складывали минуты в часы, а часы в дни и года. Однажды, за утренним чаем, Степан Кузьмич как ни в чём не бывало предложил: «А давай Даша, мы с тобой поженимся.» Дарья опешила, не зная как реагировать, вроде всерьёз такое заявить нельзя, а к шуткам старый купец был не склонен. «Дурного не думай, — продолжил тот, намазывая мёд на булку, — я всю жизнь копил и откладывал, чтобы сына своего как следует обеспечить. А в итоге кому всё это достанется? Моей внучатой племяннице, которую я видел один раз во младенчестве. Она и так ни в чём не нуждается, а вот ты нуждаешься. И я хочу, чтобы после того как я отправлюсь к моему Никитке, всё моё добро досталось тебе. Ты сделала для меня очень много и может больше, чем я того заслуживаю. Замужество это обезопасит твоё положение.» Даша не стала отнекиваться и разыгрывать ложное смятение и сразу согласилась.

Старые часы продолжали складывать дни в года, а Дарья Митрофановна теперь вдова и владелица собственной лавки, хорошо идёт торговля, в планах у хозяйки открыть ещё одну торговую точку на другом конце города. Только глаза у неё всегда печальные, словно гложет изнутри затаённая тоска. Никогда не поверили бы её подчинённые и знакомые, что когда — то улыбка не сходила с красивого Дашкиного лица. Сейчас наоборот, уголки губ опущены вниз, а глаза смотрят строго и сурово.

Никого нет у Дарьи, из двенадцати детей, что было в их семье, осталась она и братец, названый в честь батюшки Митрофаном, он и повторял отцовскую судьбу, был никчёмным и ленивым мужиком, Дарья не роднилась с ним. Бесконечная душевная боль исходила от дочери Наташеньки, лет семь назад выследила её Даша и попыталась заговорить на улице, но та отшатнулась в ужасе, будто змею увидела. «Кукушка вы, — сказала она, — вот вы кто, а не мать мне. Не смейте больше подходить ко мне!» Объяснений слушать не пожелала и поспешила скорее в карету. А Дарья осталась стоять посредине улицы, чувствуя себя так же как когда — то давным — давно, в сырой весенний день, когда Дмитрий Николаевич выставил её за ворота.

Она продолжала следить за дочерью, но теперь уже не сама, а с помощью людей, которым щедро платила. Наташа вошла в тот возраст, когда барышням положено подыскивать себе пару. Пара для симпатичной девушки быстро нашлась в лице обедневшего дворянина Алексея Вязовского, для незаконнорожденной Натали он был подходящей партией и казалось свадьба не за горами, к взаимному счастью молодых. Но волей злой судьбы, именно в то время покинул этот грешный мир отец невесты.

У Дмитрия Николаевича помимо Наташи, было ещё семь незаконных отпрысков и всех он любил и обеспечивал. Но когда его не стало, доселе тихая жена сказала своё «нет». У них своих детей трое и разбазаривать средства на плоды любви своего непутёвого муженька, она не собирается. Наташа осталась без приданного, а родители жениха дали задний ход. У них и так незавидное финансовое положение и брать в семью бесприданницу они себе не могут позволить. Алексей грозился сбежать вместе со своей возлюбленной, а родители в свою очередь обещали проклясть их обоих. История любви обещавшая стать счастливой, разбилась о суровую реальность и Наташа рыдала по ночам от безысходности, обманутая в своих первых робких надеждах и чаяниях.

Натали проснулась с опухшими глазами и лежала в постели, глядя как солнце затапливает комнату тёплым и ярким светом. Ничего не хотелось и начинать этот день не имело смысла, утро больше не приносило ей отрады. Горничная робко постучалась в дверь и сообщила, что Софья Андреевна ожидает её к завтраку. Наташа лишь перевернулась на другой бок, сидеть за одним столом с этой женщиной совсем не хотелось. Солнце продолжало чертить на полу свои узоры, под окнами раздался цокот копыт и Софья о чём — то жеманно рассказывала по — французски своей дочери. Значит они уехали с визитами и можно выйти из комнаты не рискуя столкнуться в коридоре.

Натали расчёсывала волосы, когда доложили, что в гостиной её ожидает некая Дарья Митрофановна Пронина. Это имя ни о чём не говорило девушке и когда та вышла к неожиданной визитёрше, то не признала в ней мать. Дарья жадно всматривалась в лицо дочери, впитывая в себя каждую чёрточку. Она больше походила на Дмитрия, Даша в этом возрасте была иной, её считали наглой и пробивной, а Наташа словно нежный цветок и нужно что — бы кто — то оберегал его от зноя и ветра.

Едва Дарья сказала кто она такая, дочь заметалась, зовя прислугу. «Я не знаю, что тебе наговорили про меня, — сказала Даша, — но я пришла сказать, что люблю тебя и всегда любила. Ты не понимаешь, что такое быть нищей и бесправной и слава Богу, но именно поэтому и не можешь понять меня. Я знаю о твоей беде. В доказательство моей любви, дарю тебе на свадьбу дом, лавку и солидную сумму денег. Теперь у тебя есть приданное и ты можешь войти в семью Вязовских с высоко поднятой головой. Вот мой адрес.» Она положила на стол листок бумаги, Натали стояла отвернувшись и не реагировала на неё. Раздались шаги прислуги и Дарья ушла не желая, чтобы её выталкивали лакеи.

Даша сидела у окна, глядя как дождь щедро орошает и без того раскисшую землю, редкие прохожие пробегали прячась под спасительными куполами зонтов. Старинные часы мучительно отсчитывали минуты, а Дарья до сих пор не знала, какое решение приняла Натали. Что победит в ней любовь или гордость? Сможет ли она понять свою несчастную мать? Мальчишка — посыльный появился внезапно, заставив её вздрогнуть. «В лавку передали записку!» — звонко отчеканил он, протягивая конверт. Пробежав глазами содержимое письма, она сказала: «Егорка не убегай, я напишу тебе список продуктов. Завтра у нас будут важные гости к ужину`!»

К назначенному времени, на пороге возникли Вязовские с сыном, а с ними Наташа и как того требовали приличия, Софья. Последняя поджав губы и вскинув брови в изумлении косилась на бывшую крепостную. Родители Алексея исподтишка внимательно осматривали дом, а сам Алексей не сводил глаз с Натали.

Сев за стол папаша Вязовский, сразу перешёл к делу: «Стало быть, вы дарите молодым магазин и этот дом и некое количество денег`?» «Всё верно!» — ответила Дарья и мило улыбнувшись назвала сумму, после чего откинулась на кресле наслаждаясь произведённым эффектом. У присутствующих округлились глаза, придя в себя отец Алексея подскочил на стуле, словно в сиденье сработала невидимая пружина, схватив стакан он провозгласил: «За молодых, за их счастье и любовь! Мы счастливы, что Наталья тоже станет носить нашу фамилию`!»

Они ещё долго обсуждали детали свадьбы и прочих сопутствующих хлопот, Софья и Наташа молчали. Дарья пообещала съехать и освободить дом в ближайшее время, чтобы молодые устроили всё по своему вкусу. «Нет — нет, — запротестовал внезапно Алексей, — это выглядит так, будто мы вас выгоняем. Живите с нами, поможете управляться с лавкой, а потом и внуков нянчить…» «Посмотрим, — улыбнулась Дарья, — как новая хозяйка скажет.» Наташа упорно хранила молчание, слабо реагируя на происходящее за столом, словно внутри неё шла некая борьба.

Когда все собрались уходить и толпились в дверях, уже по — родственному обнимая хозяйку, в полутёмной передней, Наташа тоже обняла мать и прижалась к ней щекой, щека оказалась мокрой. «Спасибо мама, — прошептала она ей на ухо, — спасибо и не нужно съезжать…»

Когда все ушли, Дарья в изнеможении прижалась к двери, слёзы счастья навернулись на глаза и она подумала, что всё — таки судьба преподносит подарки даже таким безродным холопкам, как она.

Анфиса Савина

Мы в Facebook: www.fb.me/whoiswho.media/
Мы в Telegram https://t.me/whiswh
Мы в Instagram https://www.instagram.com/whoiswho.media/
Наш Youtube канал http://bit.ly/whoiswho-youtube

Подпишитесь на наши авторские подкасты:

Apple: http://apple.co/39n87k0
Google: http://bit.ly/3ia89Qg